Поначалу он даже не узнал Богораза. На лице немощного студента почему-то не было очков, да и лицо то ли из-за затоплявших кабину сумерек, то ли по какой-то другой причине, стало иным. У рта, казавшегося раньше каким-то безвольным, легли неожиданно резкие складки, холодным ровным блеском горели глаза, уже не прятавшиеся за нелепыми стеклышками, а главное, совсем неузнаваемым стало выражение лица. Встреть Косухин такого Богораза в Иркутске, он бы отнесся к нему с куда большей серьезностью. Семен Аскольдович теперь ничем не напоминал нелепого студента с бронхитом. Степа еще раз поглядел на твердую фигуру в пилотском кресле, на сильные руки, лежавшие на штурвале, и почему-то вспомнил белого гада Арцеулова.
«Да какой он к чертям собачьим студент! — внезапно сообразил Косухин. — Они же здесь все дурака валяют! Каппелевец, да и только!»
Он натянул на голову шлем с переговорным устройством и плюхнулся в свободное кресло. Богораз наконец-таки заметил его, и, как показалось Степе, слегка подмигнул. Теперь странный студент почему-то напомнил ему брата.
— Не спится, господин Косухин? — даже голос Богораза стал другим — жестким и чуть насмешливым.
Степа не знал, что ответить. Наконец, преодолев странную робость, поинтересовался, что будет, когда зайдет солнце.
— Пойдем по компасу, — Богораз сообщил это небрежно, будто только и делал, что летал на бомбардировщиках в полной темноте.
— А…а, ну да, — кивнул Степа. — Семен… Аскольдович! (называть Богораза только по имени он не решился) Можно мне… за штурвал…
Богораз коротко рассмеялся — такого смеха Степа от него ни разу не слышал, отстегнул ремни и встал, кивнув Косухину на кресло. Тот еще не веря, поспешил туда и что есть силы ухватил еще теплый штурвал.
— Спокойно, Степан Иванович… руки не напрягайте, спину чуть ровнее… Вот так…
Степа послушно выполни указание и, еще не веря, что сам ведет самолет, взглянул вниз. Под колпаком рубки мелькнул невысокий холм, блеснуло в закатном солнце извилистое русло замерзшей реки, а дальше потянулась ровная заснеженная степь.
— Чуть левее, — командовал Богораз. — Еще… Хорошо…
Степа еще с минуту понаслаждался невероятным ощущением полета, вздохнул и освободил кресло. Семен Аскольдович легко хлопнул его по плечу и вновь сел за штурвал. Косухин покачал головой и поплелся обратно…
…Когда он проснулся, в салоне неярко горели лампы, за иллюминаторами стояла черная ночь, а в гудении моторов слышалось что-то новое, словно огромной машине стало не хватать воздуха. Никто не спал. Богораз и девушка сидели на одной койке, о чем-то беседуя. Арцеулова же в салоне не было.
— Что случилось? — поинтересовался Степа, надев шлем.
— Пока еще ничего… — спокойно сообщил Богораз. — Правда, я окончательно простудился.
И он весьма натурально кашлянул.
Косухин проигнорировал последние слова и вопросительно поглядел на Берг.
— Господин Арцеулов упросил вашего брата подержаться за штурвал, — улыбнулась девушка, и без всякого перехода добавила: — Бодомган не отвечает.
— Ага! — отозвался Степа не без оттенка удовольствия, но тут до него дошло. — То есть как это… не отвечает?
— Не знаю, — пожала плечами Наташа. — Мы вызывали по радио… Боюсь, у них что-то случилось.
Степа вскочил, накинул полушубок и поспешил в кабину, но на полпути встретился с возвратившимся оттуда Арцеуловым. Тот поглядел на Степу так, что Косухину расхотелось куда-либо идти, и надел шлем. Степа поспешил последовать его примеру.
— Мы над Бодомганом, — сообщил капитан. — Огней нет. Полковник будет садиться… Наталья Федоровна, он вас зовет…
Берг кивнула и встала. Степа поглядел на девушку и нерешительно поднялся.
— Сидите, Степан Иванович, — остановил его Богораз. — Там вы ничем не поможете.
— Но… как мы сядем? — совсем растерялся Степа.
— Снежный покров невелик. Если взлетная полоса не занята, сесть можно. К счастью, луна уже взошла…
Самолет внезапно изменил курс и стал снижаться, а затем начал описывать круг. Степа и Арцеулов поглядели на невозмутимого Богораза.
— Заходим на посадку, — прокомментировал тот. — Ладно, загляну-ка и я…
Он пружинисто встал и быстро прошел в пилотскую кабину. Ростислав и Косухин, не сговариваясь, пошли за ним.
За колпаком кабины было темным-темно, лишь над горизонтом слабо светил лунный серп. Под колесами машины мелькала белая, в темных разрывах степь. Внезапно внизу показались несколько одноэтажных домиков, какие-то сараи и решетчатая вышка.
Машина сделала еще круг, полковник сжал губы и чуть двинул штурвалом. «Муромец» взревел моторами и резко пошел на снижение.
— Арцеулов! — донеслось сквозь шум мотора. Капитан на секунду замешкался и надел шлем.
— Капитан, уведите мальчишку и не пускайте его в кабину! Как поняли?
— Так точно, — Арцеулов снял шлем и кивнул Косухину. Тот хотел было заартачиться, но поймал взгляд брата и покорно пошел, конвоируемый капитаном. Пройдя несколько шагов, он остановился.
— Нет! — крикнул он сквозь рев двигателей. — Я вернусь!
— Прекратите! — закричал в ответ Арцеулов, потянув упиравшегося Степу в салон. Тот поспешил надеть на голову шлем.
— Косухин, не выдумывайте, — осадил его капитан, тоже подключившись к внутреннему телефону. — Мы с вами там только мешаем.
— Да не мешаем мы, чердынь-калуга! — возмутился Степа. — Просто если гробанемся, те, кто в хвосте, могут уцелеть… Будто я маленький, не понимаю…
Арцеулов не знал этой очевидной авиационной истины. Он взглянул на растерянного и возмущенного Косухина и внезапно подумал, что краснопузый ему чем-то симпатичен. Не то чтобы очень, но в эту минуту Ростислав его прекрасно понимал.